|
ВНЕЗАПНЕ -2!
| |
| Mirra | Дата: Суббота, 13.04.2019, 10:47 | Сообщение # 1 |
 Высший разум
Группа: Администраторы
Сообщений: 1738
Статус: Offline
| А сюда просто рассказы, потому что я по-прежнему могу
----------------
про Героя
Герой наконец поднялся на плоскую крышу одного из главных небоскребов города, перевел дух и огляделся. Темные плотные облака клубились угрожающе низко, каждые несколько секунд звучал гром, а в центре причудливого круга, начерченного на бетонном полу, стоял низкий, но очень аккуратный Злодей.
- Ты опоздал! - мрачно сказал Злодей, искривив губы в зловещей улыбке. – Процесс запущен, не пройдет и получаса, как Ужасный демон семи миров явится сюда, чтобы подчинить этот город!
- Да, насчет этого… - Герой замялся. – Понимаешь, сейчас очень не удачное время. Я на…
Его слова заглушил очередной раскат грома, и Герой поморщился.
- Ты не мог бы приглушить? Голова раскалывается от этого грохота.
- Да, да, конечно, - Злодей сделал несколько пассов руками и нажал пару кнопок на хитроумном пульте, который извлек из складок своего хорошо выглаженного черного одеяния.
Теперь гром звучал как будто издалека.
- Так вот, я хотел сказать, не вовремя ты с этим демоном. Понимаешь, на работе завал, а я еще халтуру взял, да еще жена вечно недовольна, - устало вздохнул Герой. – Снова завела свою пластинку: все время тебя нет дома, опять спасаешь мир, вместо того, чтобы провести время с детьми.
Злодей неприятно поморщился, явно понимая о чем говорит Герой.
- Я бы рад, честно, но сейчас как-то не до этого, - продолжал тот. – Может перенесем? Через пару недель у тещи день рожденья, может в этот день решишь захватить мир?
- В прошлом году пытались, - печально ответил Злодей. – Как насчет конца месяца? А то мы потом на море с семьей едем, так что потом не до этого.
- Хорошо, тогда договорились, - Герой вздохнул с явным облегчением. – Тебе помочь все прибрать? – спросил он, глядя как Злодей растворяет тучи и начинает аккуратно складывать свои злодейские механизмы.
- Да ладно, сам справлюсь. Иди лучше, делами занимайся.
Герою показалось, что Злодей все-таки чуточку обиделся. Уходя, он бросил последний взгляд на рисунок на полу.
- Это что, кровь?
- Краска, - уныло ответил Злодей. - Жена говорит, кровь слишком дорогая и отмывается хуже.
- Сочувствую, - отозвался Герой и, спускаясь вниз, погрузился в невеселые мысли о том, что придется искать подарок для тещи.
|
| |
| |
| Mirra | Дата: Воскресенье, 14.04.2019, 13:49 | Сообщение # 2 |
|
Высший разум
Группа: Администраторы
Сообщений: 1738
Статус: Offline
| Ну и из соо8
----------------
Экзорцист
Огонёк неподвижно завис в воздухе совсем рядом. Казалось, протяни руку и поймаешь, но стоило коснуться пальцами призрачного света, как он тут же таял и появлялся на несколько шагов впереди. Ей требовались секунды, чтобы преодолеть это расстояние, но поймать огонёк не удавалось, и приходилось вновь бежать за неуловимым светом. Иногда он мерцал, словно дразня её; иногда застывал неподвижно и казался сияющим кристаллом, но снова и снова исчезал словно видение. И она бежала дальше.
Она не знала, как долго бежит: мгновение между рождением и смертью вселенных или вечность между двумя ударами сердца. Не думала о том, сколько ещё этот бег продлится. Ясно было лишь одно: окончится он лишь тогда, когда тонкие бледные пальцы сумеют пленить этот беспокойный огонь.
Иногда, чтобы скрасить своё путешествие, не прекращавшееся ни на секунду, она пыталась представить, каков этот блуждающий свет на ощупь. Был ли он холодным, словно звезды зимней ночью, или горячим, как желание жить. Впрочем, вряд ли она бы почувствовала разницу.
Она не помнила тот момент, когда потеряла сапоги и порвала платье; когда рыжие кудри превратились в белые нити; когда смуглая кожа стала белее и прозрачней бумаги; когда тяжёлый плащ обернулся едва осязаемым облаком. Теперь она уже и не могла бы сказать, действительно ли имела настоящие руки, и горячее сердце или это было лишь чьим-то воспоминанием, которое она случайно захватила по дороге.
В погоне за игнес фатуи она потеряла не только одежду и тело. Память ей заменило единственное желание: во что бы то ни стало завладеть блуждающим огнём. Даже если на это потребуется обойти каждый из существующих миров.
Её сознание временами подкидывало расплывчатые образы, среди которых были очертания мрачного замка. Казалось, она помнила прохладу камней, сумрак комнат и шум леса за толстой стеной. Призраками бродили видения родителей, чьей самой большой заботой было удачное замужество старшей дочери; смеющихся у камина сестёр; старых ворчливых слуг. У каждого из них была белоснежная кожа, такие же светлые волосы и словно светящиеся платья – ничего другого она уже не могла вспомнить. Ни цвета, ни звука.
В другой день ей помнилась история о хижине, стоявшей у подножия гор, и измученная женщина – такая же белая – оплакивающая единственное дитя. А однажды в голове возникли воспоминания о шумном городе из выбеленных домов и богатого купца, стыдящейся того, что его четвёртым ребёнком после трёх сыновей, оказалась дочь. Таких видений, каждое из которых не походило на другое, было множество, но заканчивались они водой, туманом и манящим огоньком, сулящим вечность в подарок.
Она не знала, какие видения правдивы, и есть ли в них вообще хоть что-то правдивое. Яркими вспышками они порой возникали лишь для того, чтобы на миг разрушить чары блуждающего огня, и сгинуть навеки в тумане, каким было желание поймать драгоценный свет.
Ведомая им, она бежала, не зная, что случится, если достигнет цели. Но это не имело никакого значения, сам бег давно уже стал её сущностью.
Иногда краем глаза она замечала мелькающие за деревьями огоньки или отражающиеся в воде блики – таких же искателей, как она сама. А может, это были настоящие игнес фатуи, смеющиеся над той, что пожертвовала всем ради призрачного светлячка.
Сколько эпох или секунд промелькнуло с тех пор, как она начала своё путешествие, до того, как оказалась на идеально круглой поляне, окружённой высокими деревьями с гладкими тёмными стволами.
Он стоял в центре поляны и смотрел ей в глаза, и огоньки, за которыми она так долго и так отчаянно гналась, сияющим рассыпались по поляне. Каждый из игнес фатуи выглядел теперь как она. Словно хоровод отражений, в центре которого стоял человек. Мрачный, тёмный и до омерзения настоящий.
Он молча протянул руку. В свете призрачных отражений, эта рука казалась ужасно грубой, но она потянулась в ответ. Каждое из отражений вскинуло руки к центру, к этому отвратительно живому человеку. Она улыбнулась.
И наконец остановилась.
|
| |
| |
| Mirra | Дата: Воскресенье, 14.04.2019, 13:50 | Сообщение # 3 |
|
Высший разум
Группа: Администраторы
Сообщений: 1738
Статус: Offline
| Сказка для серого города
Она была уверена, что подходит к концу. Её жизнь насчитывала уже множество историй, и она не жалела ни об одной исписанной странице. Сказке было лишь немножечко жаль, что угасает в таком безрадостном месте. Будь её воля, её эпилог оборвался бы на зелёном холме, под ласковым ветром в нежных лучах рассвета. На последних страницах она хотела бы видеть, как мир постепенно наполняется цветом, словно по капле забирая его у восходящего солнца. Но вместо этого она смотрела на уходящие в небо серые дома, верхние этажи которых едва различались на фоне низко висящих туч. Сказка думала, что эти тучи, вечно висящие над городом, словно стервятники, ожидающие скорой смерти задыхающегося зверя, возникли из труб сотен заводов, кормящих огромный Шварц.
Сказка сидела на скамейке в парке, как называли жители Шварца небольшой сквер в центре города. Мысли текли лениво, словно по капле, по слову, по буковке покидая её тело. Она смотрела на свет, загорающийся в окнах дома напротив, и думала о том, что даже он в этом месте лишён жизни, а потому и весь город казался бесцветным. Сказка пыталась раскрасить Шварц яркими красками, сохранёнными на её страницах за долгие годы странствий, но это привело лишь к тому, что город лишил её истории картинок.
Ещё она думала о том, как странно, что заводы, обеспечивающие жизнь города, являются его же проклятьем, обрекая на вечное существование в сумерках. Сейчас, чувствуя, как рассыпаются в прах страницы, на которых была записана её жизнь, Сказка поражалась тому, как похожа она и вся её семья на эти заводы: путешествуя по мирам они впитывают в себя истории, и эти истории наполняют их жизнью, но в то же время делают взрослее, старшее, старее, приближая со временем неизбежный конец. Перелистывая очередную страницу и надеясь оказаться в приветливом, дружелюбном мире, Сказка не могла подумать, к чему её это приведёт.
На её страницах уже было записано множество историй. Какие-то из них были грустными, иные рассмешили бы другого; одни воодушевляли на великие подвиги, а другие дарили уютное спокойствие. Но ни одна из них не была такой мрачной, как Шварц.
Сказка провела в Шварце много времени в поисках истории, которая вдохновила бы её, вдохнула бы в неё жизнь и придала бы сил начать новую главу своей жизни. Она искала в мрачных тесных дворах, где никогда не играли дети; она искала на грязных набережных, державших в плену чёрную реку; она заглядывала в окна ресторанов, где обедали люди со складками на лбу и мёртвыми глазами; она искала на шумных вокзалах, среди сотен людей, каждый из которых старательно делал вид, что не замечает окружающих. Однажды она заглянула в бедные районы города, но увидев там лишь отчаяние и кровь, Сказка в ужасе убежала.
Совсем ещё юная, она верила, что где-то там, за серыми тяжёлыми фасадами зданий, среди серых пальто вечно спешащих пальто, под серым светом фонарей есть истории, их надо лишь найти. Но сил искать становилось всё меньше. И с каждым днём Сказка чувствовала, что становится всё более серой, словно почти не прекращающийся дождь вымывает все цвета из её историй.
Но она не сдавалась. Даже сейчас, когда сил двигаться почти не оставалось, и она могла лишь сидеть на лавочке в парке, чувствуя, как её покидают последние капли жизни, Сказка не переставала надеяться. Её отец частенько говорил, что если не можешь найти историю, то стоит остановиться и подождать, пока история сама тебя найдёт, а Сказке теперь только и оставалось, что ждать.
Она уже почти не чувствовала на коже моросящий дождь, когда вдруг с удивлением обнаружила, что слова перестали исчезать из её историй. Что-то изменилось, но прошло некоторое время, прежде чем она сумела понять, что этим «чем-то» – а точнее, «кем-то» – был человек клетчатом пальто и шляпе, севший на её лавочку.
- … только вот в чём суть этого послания… - бормотал он.
Сказка, ощутившая как легко на чистую страницу в её жизни ложатся слова о человеке, который однажды присел на скамейку в парке, с интересом наблюдала за незнакомцем.
Он показался ей высоким и слишком худым. Лицо у него было строгое, острое, словно вырезанное из камня несколькими точными движениями, но в таком случае этот неведомый резчик точно знал, что делает, потому как его творение никак нельзя было назвать грубым. И с этого неподвижного лица с глубокими складками на лбу смотрели очень живые карие глаза.
Незнакомец был полностью сосредоточен на нескольких листах серой бумаги, походивших на страницы книги. Мужчина кое-как пристроил на плече зонт, чтобы капли дождя не испортили тонких листов, и не сводил с них взгляда, не переставая что-то бормотать себе под нос.
- Я знаю эту историю! – Сказка не смогла удержать радостного возгласа, взглянув внимательнее на страницы.
Тот вздрогнул от неожиданности и отшатнулся, лишь чудом не уронив при этом зонт. Незнакомец закрыл от девочки листы и недоверчиво рассматривал её, сдвинув брови. Если бы в Сказке осталась бы ещё хотя бы капля цвета, она бы покраснела.
- Простите, - смущённо пробормотала девочка. – Вы что-то говорили… Я подумала, что это про ту историю… Ну которую вы держите… Я хорошо её знаю.
Взгляд мужчины стал ещё более мрачным, и Сказка совсем смешалась. Она чувствовала, что появление незнакомца придало ей сил, но их, увы, всё ещё не хватало, чтобы сбежать. Её неожиданный сосед тоже не спешил покидать скамейку. Прошло некоторое время, прежде чем выражение его лица сменилось с недоверчивого на задумчивое.
- Простите, если испугал вас. Я привык никому не доверять, - сказал, наконец, он, и в ответ Сказка попыталась улыбнуться, но у неё это не очень получилось. – Я детектив и расследую одно очень необычное дело, к которому имеют отношение эти страницы. И, если вы согласитесь проследовать в участок, мне бы пригодилось всё, что вы можете рассказать о них.
Кабинет детектива Грау представлял собой тесную комнату, заставленную стеллажами, на полках которых кучами были свалены разнообразные папки и бумаги. Между шкафами проглядывали серые стены, явно видавшие лучшие времена. Большую часть этой каморки занимал внушительного размера стол, который, в отличие от стеллажей, содержался в идеальном порядке. Прямо над этим столом висела единственная лампа, которая, в отсутствие даже самого маленького окошка, усиливала ощущение обречённости у каждого, кому довелось сидеть в неудобном кресле в кабинете детектива Грау. Сказка легко могла бы узнать всё о каждом, кто нетерпеливо ёрзал, напряжённо вытягивался или с облегчением плюхался в это самое кресло, но она знала, что это были не её истории. Её история была детективом Винсентом Грау и несколькими хрупкими страницами, лежавшими перед ним.
За неполные два часа, что Сказка провела в полицейском участке, Грау рассказал ей, что расследует похищение нескольких весьма ценных предметов. Логику преступника объяснить было бы крайне сложно: начал он с антикварной вазы в пятизвёздочном отеле, потом был занавес в концертном зале и после ещё нескольких краж, без видимой связи между ними, закончилось всё дешёвым шкафом на мебельной фабрике. Всю эту серию преступлений связывало лишь две вещи: во-первых, все предприятия, где совершались ограбления, принадлежали одному из самых влиятельных людей в городе – Амадею Вайсу. А во-вторых, на месте каждого похищенного предмета злодей оставлял страницу из книги. Именно эти страницы и не давали покоя детективу Грау.
Разумеется, узнала Сказка гораздо больше, чем детектив ей рассказал. В его глазах она сумела прочесть, что когда-то Винсент Грау и Амадей Вайс были добрыми друзьями, давно потерявшими связь друг с другом по вине одной Женщины, которая не только рассорила их, но и почти довела до увольнения Грау и едва не разорила Вайса прежде чем исчезнуть навсегда.
С не меньшим интересом Сказка читала в сердце детектива последнюю встречу друзей, когда Грау пришёл к Вайсу в ходе текущего расследования. Она буквально видела безразличные глаза Амадея, который отмахивался от Винсента, словно от назойливой мухи, давая понять, что даже дорогущая ваза лишь незначительная капля в бездонном море его богатства. Оживился Вайс лишь раз, когда решил вдруг поинтересоваться, что тот думает об этом деле. Прочитав об этом, Сказка ещё больше захотела помочь детективу.
- Вы говорили, что знаете эту книгу, - сказал Грау, внимательно глядя в её лицо.
- Да, это история о двух соперниках, - Сказка с трудом сдержала улыбку, читая в воспоминаниях детектива о его детском соперничестве с Амадеем. – Это страницы с самыми значимыми эпизодами, - девочка машинально раскладывала их в правильном порядке. – Первая встреча, начало соперничества, изменения, которые происходили с героями… Но история ещё не закончена, - Сказка внимательно посмотрела в глаза Грау.
Он поёжился.
- Хотите сказать, будут ещё преступления?
Перед мысленным взором Сказки снова возникли безжизненные глаза Амадея Вайса.
- Следующая страница будет с кульминацией, - негромко, но уверенно сказала она.
Сказка всегда чувствовала себя неуютно, когда узнавала конец истории прежде, чем она завершится. Отчасти дело было в том, что сложно говорить с новыми знакомыми, если знаешь, что с ними произойдёт, но не можешь рассказать. Отчасти, даже в большей степени, потому что Сказка любила смотреть истории, принимать в них участие, быть с героями до самого конца. Но если в её голове возникали образы истории, это всегда значило, что Сказке пора двигаться дальше.
Эта новая, записанная на её страницах история, придала ей достаточно сил, чтобы продолжить своё путешествие по мирам. И, хотя Сказка была рада, что осталась в живых и очень хотела покинуть этот город, ей было жаль, что она не увидит финала.
Не увидит, как детектив Грау, настигающий преступника и уже, должно быть, решивший эту головоломку, попадёт в ловушку, подстроенную его другом. Сказки там не будет, но она знала, какое будет лицо у детектива Грау, когда его жизнь будет зависеть от того, сумеет ли он верно назвать имя преступника. Сказка видела и то, что Амадей лишь чуточку разочарован тем, что Винсент знал правильный ответ. Ей было немного грустно, что пусть её страницы и сохранили рассказ Амадея о том, как он хотел придумать головоломку, которую не смог бы решить Винсент, в надежде помириться со старым другом, но вживую Сказке этого не увидеть. Её не будет и тогда, когда Винсент смущённо признается, что ему помогли, и вряд ли он сумел бы найти правильную книгу вовремя.
Сказка хотела увидеть примирение старых друзей, но не могла. То, что она уже знала конец этой истории, заставляло её двигаться вперёд. Но теперь она знала и то, что даже в этом городе нашлась история для неё, и теперь Шварц, по-прежнему унылый и мрачный, уже не казался таким безнадёжным. Теперь Сказка верила, что даже в этом городе, жизнь которого зависит от яда заводов, есть место для настоящей сказки со счастливым концом.
Этого было достаточно, чтобы с лёгким сердцем отправиться в путь. Перевернуть эту страницу своей жизни и начать новую интересную главу в новом интересном месте, каким бы оно ни было.
И не забывать, что хорошая история всегда найдётся, если только умеешь искать. И ждать.
|
| |
| |
| Mirra | Дата: Воскресенье, 14.04.2019, 13:52 | Сообщение # 4 |
|
Высший разум
Группа: Администраторы
Сообщений: 1738
Статус: Offline
| Мастер Крассавель
Он пробирался тесными улочками, нервно кутаясь в плащ. Когда же ему случалось встретить на своем пути одну из широких центральных улиц, он старался как можно быстрее пересечь ее и снова нырнуть в неудобные задворки. И дело было не в том, что он кого-то опасался, вовсе нет. Леону Крассавелю, огненному магу родом из далекого Марелля было нечего и некого бояться в таком чужом ему городе, который теперь приходилось называть своим домом. Он ко многому смог приспособиться, но только не к ужасному северному ветру, свободно гулявшему по просторным главным улицам Алатея. Лишь в узких проулках можно было спрятаться от этой напасти, хотя и тут холод пробирал до костей. Леон выругался про себя, споткнувшись о какой-то замерзший предмет, которому не нашлось места в крошечном доме его хозяев. Волшебник плотнее запахнул плащ и снова погрузился в размышления, надеясь хоть как-то отвлечься от колючего холода.
Мальчиком он никогда бы не подумал, что заберется так далеко от дома, на самую Восточную границу мира, как называли Алатей. Как и все дети Марелля, столицы магии, Леон мечтал, что тест определит его как водного волшебника или даже Единым – чародеем, которому в равной степени подвластны любые потоки магии. Но судьба распорядилась иначе, и Леон Крассавель оказался одним из огненных магов, которыми и без него кишел весь юг. Однажды, собрав всю свою злобу на несправедливую судьбу и все свои амбиции, юный волшебник оставил родной дом и отправился на восток, где, по слухам, огонь был одной из главных ценностей. Следуя за мечтой несказанно разбогатеть, Леон добрался до Алатея, большого порта, процветающего, благодаря ценным рыбам и моллюскам, водившимся лишь в Восточном море. Богатство города многих заставляло мириться с неудобствами, которые Леону казались нестерпимыми. За первые несколько месяцев тут гладкая смуглая кожа Крассавеля обветрилась и потрескалась, блестящие темные волосы превратились в солому, а все тело, казалось, одеревенело от холода. Самый жаркий день в Алатее был вдвое холоднее самой прохладной ночи Марелля. И одежда, сколь бы теплой и толстой она ни была, не могла даже немного согреть несчастного Леона. Лишь когда удавалось разжечь вокруг огни, магу удавалось хоть ненадолго прийти в себя. Впрочем, эти кошмары с лихвой окупались золотом. Слухи не лгали и, кроме Крассавеля в огромном богатом городе была лишь одна единственная огненная волшебница, Карен Лиреваль. И это казалось еще удивительней оттого, что водных волшебников было больше двух дюжин, а чародеев воздуха чуть больше десятка.
С тех пор, как Леон поселился здесь, он уже немало заработал, не слишком обременяя себя заботами, исключая, конечно, выход на улицу. В его обязанности входило через день поддерживать огонь в Великой печи, воздуховоды от которой топили почти весь город. Крассавель не мог понять, как кому-то может хватить этого тепла, но жители Алатея, похоже, были вполне довольны. Бывая в домах горожан Леон нередко недоверчиво качал головой и бормотал «ох уж эти вастаки», глядя на легкие домашние одежды, в которых алатейцы, похоже, комфортно ощущали себя там, где сам Леон не отважился бы даже снять плащ. Несмотря на то, что печь отнимала немало сил, чародей любил эти дни, потому что лишь рядом с огромным пламенем ему удавалось отогреться. В остальные же дни, когда у печи дежурила Карен, Леон отдыхал, либо помогал горожанам, за что ему щедро платили.
Вот и теперь ему пришлось выйти из дома, чтобы сплавить прохудившуюся трубу какому-то купцу.
- Доброе утро, мастер Крассавель! – с уважительной радостью поприветствовал мага невысокий полный мужчина, когда волшебник вошел в дом.
Мастер Красаввель! Леон провел в этом морозном городишке уже несколько лет, но по-прежнему радовался такому обращению. Впрочем, в пути он, обычно так замерзал, что даже напоминания о его важности не хватало, чтобы растопить сердце Леона. Как обычно, волшебник не раздеваясь прошел за хозяином, который без конца пытался завязать разговор, постоянно осекаясь, в страхе, что переступил границу. Крассавеля почти забавляли людишки, живущие в этом городе – почти в каждом доме, где приходилось работать чародею, в хозяевах непрестанно боролись врожденная любовь к дружелюбной беседе и почтительная боязнь прогневать мага. Как-то Леон пришел к выводу, что жители этого города напоминают моржей или тюленей, которых волшебнику довелось увидеть, когда он по глупости согласился сопровождать на север отряд охотников. Да, моржи или тюлени: толстые, добродушные и способные двигаться более ловко, чем от них можно было бы ожидать. В этот раз, как это частенько бывало, желание поговорить пересилило уважение к Мастеру. Хозяину надо было отдать должное: он выбрал тему, которая хоть как-то могла заинтересовать Леона, впрочем, эта тема занимала в то время почти всех – праздник по случаю Начала года.
- Мастер Крассавель, я слышал, что в этом году именно вы будете разжигать и поддерживать Большой огонь!
Леон, поглощенный исправлением трубы, снизошел лишь до короткого кивка, даже не повернув головы. Уже второй раз за последние несколько лет ему выпала честь, а никто в городе не сомневался, что это великая честь, заняться огромным жертвенным костром, который должен гореть всю ночь. Впрочем, Крассавель не разделял всеобщего восторга по этому поводу. Он не был поклонником варварских гулянок, которые в Алатее называли праздником, и не чувствовал себя хоть сколько-нибудь обиженным, когда ему приходилось в эту «священную ночь» поддерживать огонь в Великой печи, тем более, что оттуда все уходили, и становилось совсем тихо.
- Жертва уже выбрана? – с жадным интересом спросил хозяин, все не унимаясь.
Леон покачал головой. Этот вопрос еще предстояло решить с Карен Лиреваль, которая уже больше десяти лет принимала участие в праздновании Начала года. И, хоть в этом году поддерживать огонь будет не она, оттеснить ее не было никакой возможности, да Крассавель не очень-то и стремился.
- Оплату пришлите ко мне в дом, - бросил чародей, без тени смущения перебив доброжелательного господина на полуслове. После этого Леон просто повернулся и ушел. Ему было слишком холодно, чтобы тратить лишние силы или минуты на это дело. Впереди предстояло еще полдня работы, большая часть которой должна была пройти под безжалостно ледяным небом.
***
- Эта не пойдет, - решительно мотнула головой Карен Лиреваль.
Леон стоял чуть позади, не мешая волшебнице выбирать рыбу. Традиционно одной из жертв была самая крупная и дорогая рыба, выловленная в уходящем году. На протяжении долгих месяцев всех претендентов солили и сушили, и каждый рыбак надеялся, что именно его улов возложат на жертвенный костер. Впрочем, Крассавель замечал, что отвергнутые рыбаки, которые теперь могли съесть или продать свои трофеи тоже редко уходили расстроенными.
- Возможно, - резкий голос огненной волшебницы звучал еще внушительней в звенящем морозном воздухе.
Карен Лиреваль была решительной некрасивой женщиной, казавшейся почти старухой, хотя, на самом деле, ей не было и сорока. Суровый климат состарил ее раньше времени, но сломить ее бескомпромиссный характер не смог. Иногда Леону казалось, что вокруг волшебницы воздух можно ножом резать, таким сильным казалось противостояние ее несгибаемого духа и морозов Алатея. За долгие годы жизни в порту, Карен стала самой властной женщиной города. Ее власть лишь формально ограничивал мэр, но каждому было известно, что в случае столкновения взглядов, победительницей непременно окажется волшебница. Впрочем, как казалось Леону, никто в городе не возражал, напротив, миролюбивые жители Алатея чувствовали себя под надежной защитой от того, что Карен Лиреваль неусыпно следила за городом. Она несомненно была очень сильной чародейкой, но, что поражало Крассавеля до глубины души, совершенно не мерзла. Он часто слышал, что «госпожа Карен» почти не бывает дома в свои выходные – иные дни она целиком проводила в городе, работая на горожан или следя за порядком. У Леона довольно скоро после прибытия в Алатей сложилось впечатление, что все здесь в равной степени чтят и побаиваются Карен Лиреваль. Маг и сам проникся к ней глубоким уважением, в основном, потому что она могла чувствовать себя невероятно уверенно в этом холодном краю. Однажды он даже спросил напарницу, как она умудряется не мерзнуть, на что женщина только окинула его презрительным взглядом и тоном, не терпящим сомнений, ответила, что она огненная волшебница. Это никак не помогло Леону, он решил, что Карен обучали волшебству иначе, чем его. Впрочем, это нисколько не унизило ее в глазах Крассавеля. Он даже умудрялся забывать о холоде, глядя, как быстро и точно Карен Лиреваль делает все, за что бы ни бралась. Им очень редко доводилось работать вместе – обычно, один из них должен был поддерживать огонь Великой печи, но день выдался теплый по меркам Алатея, что позволило обойтись дровами, а оба волшебника смогли посвятить себя подготовке к Празднику.
- Да, берем эту, - чародейка, наконец, остановила свой выбор на одной из рыб. – Спасибо всем за работу.
Не дожидаясь ответа, она отправилась выбирать следующие подношения, а Леону оставалось только угрюмо топать чуть позади, стараясь не отстать и не думать о том, что, скорее всего, он отморозил пальцы.
***
Жертвенная статуя в Алатее представляла собой удивительную конструкцию странную как внешне, так и по смыслу. Леон едва скрывал отвращение, глядя на жутковатую статую, сделанную из соломы, на которую набросили меха и кожу, а вместо головы красовалась огромная рыбина, выбранная Карен пару дней назад. Венчал сооружение соломенный венок, которому неуклюжие руки пытались придать вид короны, но успехом эта затея не увенчалась. Внушительная конструкция возвышалась над горой бревен, которые Крассавелю предстояло поджечь. Статуя символизировала верховное божество алатейцев с таким длинным и сложным именем, что Леон так и не смог его запомнить. С наступлением сумерек должно было начаться сожжение. Крассавель помнил, как пару лет назад уже участвовал в этом балагане, но мэр решил напомнить магу о великом смысле этого ритуала.
- Наши дары превратятся в дым и искры и доберутся до нашего Бога! – вдохновлено начал мэр. – С нашей жертвой он получит также нашу благодарность и молитву, обогатить нас в новом году еще большими богатствами, дабы в конце года мы могли принести в его славу еще большие богатства.
Леон почти не слушал собеседника, он не отрываясь смотрел на символ божества и размышлял, что оно, должно быть, невероятно уродливо. И зачем только поклоняться такому страшилищу? До ритуала оставалось еще полчаса, а маг уже совсем замерз, несмотря на то, что на площади столпилось огромное количество народу. Крассавель вздохнул: он хорошо помнил, как проходит ритуал. Каждый горожанин, от самых богатых до самых бедных, будет подходить к костру с одной стороны, кидать в огонь свое подношение. Далее, обойдя костер с другой стороны, каждый будет зажигать лучину и возвращаться домой, куда должен принести чистый огонь Нового года. Когда же каждый член семьи принесет по лучине, все выбегали на улицу, чтобы поучаствовать в гуляниях – беготне, катании на санях, разведении костров и прочих малоприятных занятиях. А начать этот кошмар предстояло именно Леону. Именно он первым поднесет свой дар и должен будет спалить всю статую до тла – лишь после этого ритуал начнет мэр, а за ним и остальные горожане. Людей было столько, что это действительно занимало всю ночь, но Леона это не тревожило: ему будет тепло, а остальное не важно.
- Пора начинать, - шепнул, наконец, мэр.
Леон молча кивнул. Под пристальными взглядами сотен людей, маг достал небольшую фигурку из дерева, которую какой-то доброжелательный торговец подарил ему в знак признательности. С большинством своих вещей маг не хотел расставаться в угоду мнимому богу. Ему дарили много всего, и на костер он клал лишь самые ненужные и ничего не значащие вещи. В умелых руках Крассавеля она тут же вспыхнула, и тотчас же отправилась в костер. И через миг, едва огонек коснулся бревен, неистовое пламя взвилось до небес. Мэр начал читать традиционную речь, пока не сгорит статуя в центре костра, но Леон его не слышал. Что-то было иначе, чем во время его обычного колдовства. Он понял это в тот момент, когда фигурка вспыхнула от прикосновения его пальцев, и Крассавель неожиданно вспомнил, что ее подарил ему мастер детских игрушек. По телу мага растеклось приятное тепло, словно сам огонь начал наполнять его жилы. Глядя на костер, который, казалось, доставал до небес, Леон начинал понимать, о чем говорила Карен. Он тоже огненный маг, это был его огонь, его сила. Волшебником овладело желание распалить костер, какого никогда не видели на Востоке, сделать его еще выше, еще жарче, чтобы он объял весь этот город, холод которого больше не будет страшен чародею. Леон не замечал восторженных взглядов толпы, не отводящей глаз от столба пламени, не замечал, как началась церемония. Он потерял счет времени, глядя на свой огонь, устремившийся в небеса. И больше всего на свете ему хотелось запрокинуть голову назад и смеяться.
|
| |
| |
|
